Они прекрасно ложились на повседневные их дела, задавали настрой, ритм. Вот проснулся пацан, включает мотив «выборки люфтов», раскачки. Встали делать гимнастику, и он не думает в голове словами, что они будут делать гимнастику. Меняется мотив той же песни. Пошёл по воду…

Чёрт! Я для проверки не стал разок «перематывать» посещение сортира. Ну, что и требовалось доказать – нашёлся и «сральный» мотивчик.

А когда ребятам всё-таки требовалось что-то сказать, они говорили, будто продолжали одно бесконечное предложение. Первыми стали постигаться короткие восклицания, которыми парни в основном и обходились.

«Ой, да»! «Да ой»! «Да на»! И так далее. Этого им в контексте их жизни хватало. Мой пацан, бывало, по несколько дней подряд не говорил других слов. Слова ему были не нужны, да и не положены по рангу. Он слушал, что говорили старшие товарищи.

Кстати, забавная штука. Когда обращались к моему парню, говорили «Тёма»! Похоже, квантовый компьютер решил не усложнять.

Так вот старшие, конечно, говорили так, чтобы их понимали, то есть в той же логике потока. Дело в основном происходило на тренировках, из контекста я выводил общий смысл фраз, а из него и значение отдельных слов.

А вот то, что вечерами говорили ребятам колдуны, у меня не связывалось. Они явно что-то рассказывали, некие притчи или сказки. Слишком много было незнакомых слов, видимо, означающих «отвлечённые» вещи, не связанные непосредственно с жизнью ребят. И грамматические построения были сложнее повседневных.

Пошёл я всё-таки на древнеславянский факультатив в универе, что вела Светлана Николаевна. Попал на консультации, обсуждали как раз грамматику. Снова понял, что ничего не понял, и убедился, что остальные тоже ничего не понимают. Просто придумали себе заумь и носятся с ней.

Неожиданно для себя заметил там Дениса, поймал его в коридоре после занятий. Он отчего-то смутился, принялся объяснять, что ему только диплом нужен журналиста, а образование требуется больше филологическое. Дескать, думает стать публицистом или вообще писателем.

Ага, на древнеславянском будет книжки писать. Впрочем, моё-то какое дело – я пожелал ему успехов. Странно, что он не спросил, зачем меня туда принесло. Тоже пришлось бы сочинять похожую ахинею, рассказывать о проекте я попросту не имею права. Даже маме не рассказывал.

Викинги отходили от ворот. На стенах тоже не складывалось – у защитников словно открылось второе дыхание. По идее уставшие городские ополченцы успешно справлялись с княжескими дружинниками. Горыня просто отправил своих ратников и ополченцев из поселений на стены.

– Кажется, штурм отбит, – мрачно проговорил Радомир.

Изяслав, прикрыв глаза, попробовал представить, что это означает. Это поражение… даже намного хуже. Он поставил на успех похода всё, слишком много наговорил и наобещал. Возомнил себя самым умным. И вот пришло время расплачиваться…

Нет! Только не унижение!

Князь горестно вздохнул и обернулся к Святославу.

– Сын мой! Прости меня, что передаю тебе княжеское звание в столь горький час. Прими мой венец и неси достойно. Испей же чашу пораженья за меня… за нас обоих, – князь снова вздохнул и закончил глухо. – А мне уготована иная чаша. Мне не снести позора. Прощай.

Изяслав развернулся к шатру, но Святослав придержал его за плечо.

– Ты куда это, бать?

– Оставь меня, – ответил князь глухо. – Мне осталось лишь испить из чаши забвения…

– Чего испить? – переспросил Святослав.

– Яду! – возвысил голос Изяслав. – Пусти!

– Не! Ты что это удумал! – воскликнул витязь. – Такая трусость! Такой позор!

Изяслав рванулся в железной хватке сынка, но не преуспел. Святослав же, не отпуская папу, обернулся к дружиннику охраны.

– Подойди-ка.

Тот подошёл. Святослав взял из его колчана стрелу, и зачем-то, показав бате, молвил:

– Вот…

Наконечник стремительно приблизился к челу Изяслава. Глаза его в кучку закатились под лоб.

– Стре-е-ело-о-ой те-е-ебя-я-я у-у-уби-и-ило-о-о! – донеслись до Изяслава вязкие, уже непонятные и ненужные слова.

Он рухнул навзничь со стрелой во лбу.

Святослав обернулся к Радомиру, что взирал на него округлыми глазами, и раздельно повторил:

– Стрелой его убило. Вражьей!

Воевода прикрыл варежку и сдавленно произнёс:

– Да, князь.

– Так, с этим разобрались, – сказал молодой князь и скомандовал. – Воевода! Быстро мне коня и какого-нибудь горниста в компанию.

– Позволь спросить, зачем? – проговорил Радомир осторожно.

– Ну, что тут непонятного? – удивился Святослав. – Поеду сдаваться княгине Ольге. Если не убьют сразу, попробую договориться. Чтоб нас всех тут не похоронили.

Глава 27

Не зря всё-таки мне показалось, что язык этот я знал и говорил на нём. Наверное, есть какая-то наследуемая память или там с прошлых рождений всякая мистика. Ну, откуда бы квантовый процесс его ещё взял?

И как забыл я этот язык, так и стал он вспоминаться. Я же вне капсулы тоже спал, вот игра и снилась. И во сне или в игре стали внезапно проясняться значения слов. Особенно неожиданным стало имя персонажа.

Колдуны, эти старцы в балахонах и с посохами, изредка обращались к пацанам лично и называли полным именем. Вот и пацан мой удостоился вопроса.

В быту звали его Тёмой. Я решил, что компьютер для простоты назвал персонажа моим же именем. Однако оказалось, что имена у нас разные. Его «Тёма» – это сокращённо от «Тёмной» или «Тёмень». А его приятель и сосед по келейке Отя полностью звался Отеня.

Так вот старец спросил моего Тёму, почему он невесел. Тот ответил с поклоном, что не видит причин веселиться. А колдун ему:

– Как это нет причин? Ты ещё живой? Вот и будь благодарен богам – радуйся.

Кудесники практически повторяли за моим мастером йоги, их притчи и сказки несли те же смыслы.

Почувствуй себя зверем. Здесь. Сейчас. Только ощутив зверя в себе, ты захочешь стать человеком.

Первое, что отличает человека от зверя – это благодарность. Благодари богов за то, что ты жив здесь и сейчас. И не проси большего. Просто нет ничего больше жизни.

Главное, что отличает человека от зверя – память. Зверь может быть даже хитрей человека, но ему это не нужно – он не помнит зачем. Став человеком, нужно помнить, каким ты был зверем.

Зверь не принимает никаких решений, он поступает, как велит ему дух. Зверь сражается или убегает. Человек же властен над духом, у него есть воля. Сила его воли – сила его власти над духом зверя.

Зверь не может быть человеком, а человек зверем. В каждый момент жизни мы выбираем, кем быть. Даже если не понимаем этого, всё равно выбираем.

Нет ничего худого в том, чтобы быть зверем. Звери могут любить, помогать другим, защищать.

И нет ничего особенно хорошего в том, чтобы быть человеком. Человеческие решения… такие человеческие! Человек может пожертвовать любовью, дружбой, даже собственной жизнью ради того, что существует лишь в его воображении.

Выбор не только в том, быть зверем или человеком, но и в том, каким быть зверем и каким быть человеком. Для власти над слабеньким духом не нужна сильная воля. Слабой воле не доступен сильный разум. Такому созданию лучше не быть совсем…

Да, кому быть, решают только боги! Но вот кому не быть, решают люди. Древний закон не знает пощады: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Кровная месть – единственная угодная родным богам и предкам кровавая жертва. В каждом роду люди верят, что есть за них мститель. Сами боги указывают на отрока жребием…

На этом месте мой Тёма отчего-то мрачнел. Не, будь это всё на самом деле, и будь я на его месте, тоже бы не радовался выигрышу в такой лотерее.

И я даже знаю, почему бы не радовался. Просто люди вечно недовольны своим жребием. Мне в настоящей жизни боги столько всего послали! И дед богатый, и мама ангел, и папка гений! За это за всё просто немножко болит спина, и в армию не берут – и я чувствовал себя несчастным, обделённым судьбой.